До катастрофы оставались секунды: легендарному космонавту Борису Волынову — 90 лет
Дважды Герою Советского Союза, летчику-космонавту СССР №14, кавалеру семи орденов Борису Волынову, совершившему два космических полета и чудом избежавшему гибели, сегодня исполняется 90 лет. Как-то на вопрос автора этих строк, какое хобби его занимает на пенсии Борис Валентинович ответил: «Мое хобби – это, наверное, сама жизнь. И это неплохое увлечение, это тот маленький сувенир, который подарила мне судьба в самые трудные минуты».
Путь в отряд космонавтов
Родился Борис Волынов 18 декабря 1934 года в Иркутске, детство провел в шахтерском городке Прокопьевске (Кузбасс). Начитавшись книг про летчиков Анатолия Серова и Валерия Чкалова, а также полетав на санитарном самолете По-2 вместе с теткой- врачом, Борис решил свою жизнь посветить авиации. Борис поступил в школу первоначального обучения летчиков Военно-воздушных сил в Павлодаре, а после ее окончания в Сталинградское ВВАУЛ имени Краснознаменного сталинградского пролетариата под Новосибирском. Затем стал служить летчиком в Московском округе ПВО.
7 марта 1960 году он вместе с другими одиннадцатью военными летчиками был зачислен на должность слушателя-космонавтов воинской части № 26266 (будущий Центр подготовки космонавтов).
Автор этих строк познакомился с Борисом Валентиновичем более 30 лет назад. При первом же знакомстве запомнилась его твердость, пунктуальность, целеустремленность. Он не падал духом при неудачах и старался всегда добиваться своей цели.
Испытатель системы приземления
Особенно ярко его целеустремленность проявилось на аэродроме под Энгельсом, куда только-что набранных слушателей отправили на парашютную подготовку. Кандидаты в космонавты совершали по несколько прыжков в день с постоянным усложнением. Борис Волынов выполнял задачи точнее других и быстро стал чуть ли не инструктором, помогая и советуя коллегам. Естественно, он получил за прыжки высшие оценки, но в шестерку, отобранную для первого космического полета не попал. Видимо первому начальнику ЦПК Евгению Карпову не очень понравилась его целеустремленность.
Тем не менее, Волынов не пал духом. Пока первая шестерка готовилась к полету, шли испытания системы парашютного приземления космонавта. Дело в том, что спускаемые аппараты первых космических кораблей не были оборудованы системой мягкой посадки. Космонавт катапультировался из капсулы на определенной высоте и самостоятельно спускался на парашютах.
Для участия в испытаниях было отобрано несколько человек, но только дотошному Волынову доверили прыгать в полном снаряжении: два купола парашютов, спинка кресла сидения, скафандр, носимый аварийный запас (НАЗ), да еще запасной парашют на груди. Общий вес амуниции достигал 180 кг.
Борис Волынов рассказывал один довольно критический эпизод этих испытаний: «Сразу после открытия парашюта НАЗ (его габаритно-весовой макет весом 43 кг), который находился на лямке, развалился – и мимо меня полетели разные предметы. Потом я заметил, что меня понесло прямо на город. Чтобы не сесть на строения мне пришлось подтянуть часть купола парашюта за стеньгу, то есть, весь свой вес (137 кг) держать на руках во время всего спуска. Мне удалось приземлиться вне города ценой огромных усилий. После приземления я дышал, как собака. Это вызвало большую озабоченность медиков. Лишь Никитину (инструктор - прим. ред.) удалось их разубедить и доказать, что я отлично справился с поставленной задачей».
Еще Борис Валентинович рассказал, что ему доверили испытание амортизирующего кресла с индивидуальным ложементом для корабля «Восход». Амортизация удара происходила за счет деформации металла кресла. Конструкторы решили проверить свои разработки на живых космонавтах и выбрали Бориса Волынова и Владимира Комарова.
Волынов рассказывает: «Весовой макет спускаемого аппарата с космонавтом сбрасывали на бетонную площадку. При этом удар был довольно сильным. Несмотря на наличие ложемента спина это чувствует «очень хорошо». Во время удара было чувство, что внутри все обрывается».
После испытания Волынов и Комаров независимо друг от друга дали заключение, что конструкция приемлема, но дальнейшие испытания с участием космонавтов проводить нецелесообразно. Волынов был готов еще раз подвергнутся такому испытанию, но только после реального космического полета.
Сергей Королев: «Поручим тебе более сложное задание, ты сильный парень – выдержишь»
Осенью 1961 года планировался трехсуточный полет корабля «Восток». Вместо выбывших Юрия Гагарина и Германа Титова в лидирующую шестерку включили Бориса Волынова и Владимира Комарова. С этого момента Борис Валентинович начал непосредственную подготовку к космическому полету. Но через месяц полет отменили и была принята другая программа - одновременный полет двух «Востоков».
«Во время тренировок возникало немало проблем, и нередко приходилось решать совершенно новые задачи, - рассказывал Борис Волынов, – Например, обсуждалась ситуация, что делать, если космонавт, отстегнув привязные ремни выйдет из кресла и не сможет войти в него обратно. Казалось бы, ничего серьезного… Но на самом деле – это была бы катастрофа. Во время посадки, при катапультировании на высоте 7 км космонавт просто вылетит из спускаемого аппарата и останется без кресла и без парашютов. Вот почему очень важно занять штатное положение в кресле и пристегнуть ремни во время полета. А ведь рассчитывать можно было только на себя».
Волынов полностью прошел подготовку и был назначен вторым дублером Андрияна Николаева и Павла Поповича, успешно отлетавших на «Востоке-3» и «Востоке-4». Николаев первым из космонавтов отвязался от кресла и вновь вернулся в него.
В 1963 году на подготовку к длительному полету на «Востоке-5» Бориса Волынова назначили вместе с Валерием Быковским и Владимиром Комаровым. Комаров по состоянию здоровья сошел с дистанции. Полетел Быковский, а Волынов опять остался дублером на Земле.
В июне 1964 года Волынов вновь на непосредственной подготовке к полету. В этот раз он командир основного экипажа нового корабля «Восход» вместе с инженером Георгием Катысом и врачом Борисом Егоровым. Но за три дня до запуска был сформирован новый первый экипаж: Комаров, Феоктистов и Егоров, а Волынов опять стал дублером.
«Почему государственная комиссия приняла такое решение, я точно не знаю, - вспоминал в беседе с автором Борис Волынов. - Сергей Павлович Королев сказал мне: «Поручим тебе более сложное задание, ты сильный парень – выдержишь».
«Восход-3» предполагалось отправить в космос на рекордные 10-15 суток. Для такого продолжительного полета готовились Борис Волынов и Георгий Катыс. Программа полета менялась, менялись и бортинженеры. Катыса сменил Горбатко, а того - Шонин. В мае 1966 года подготовка успешно завершилась, но полет отменили, когда экипажи были уже на Байконуре.
Другой бы все бросил и вернулся в авиацию. Но космос запал Волынову в душу. Подготовка в группе по программе облета Луны, затем для полета на «Союзе-3»… «Мы впервые готовились в одиночку (без экипажа) пилотировать «Союз», опираясь на указания и консультации с Земли, которые были возможны только над территорией нашей страны», - вспоминал Волынов. Но опять – не судьба. Полетел Береговой. Шаталов его дублировал, а Волынов, несмотря на высшие оценки на экзаменах, опять третий. Только железный человек мог это выдержать и таким железным оказался Борис Волынов.
Первый полет: Волынова спас ложемент
Наконец судьба в лице руководителя отряда космонавтов генерала Николай Каманина смилостивилась, и Волынов отправился в космос на «Союзе-5» вместе с Алексеем Елисеевым и Евгением Хруновым. После успешной стыковки с «Союзом-4» и перехода Хрунова и Елисеева на его борт программа полета была выполнена. Осталось приземлиться. В назначенное время «Союз-5» отработал тормозной импульс и начался спуск с орбиты...
Волынов вспоминает: "Перед входом в плотные слои атмосферы я ждал отделения от спускаемого аппарата бытового (БО) и приборно-агрегатного отсеков (ПАО). Сработали пиропатроны. БО отделился. Я посмотрел в иллюминатор, увидел неподвижные антенны на концах солнечных батарей и все понял: отделился только БО, а ПАО отделяться «не захотел». Стараясь говорить медленно и спокойно, я передал на Землю, что после разделения вижу через иллюминатор неподвижные антенны. Ведь прямо говорить про аварию по открытой радиосвязи я не имел права. А специалистам стало предельно ясно – ситуация аварийная. Дело в том, что спускаемый аппарат (СА) должен входить в плотные слои атмосферы наиболее защищенной частью – теплозащитным экраном, т.е. днищем корабля. Но неотделившийся отсек с солнечными батареями перевернул СА на 180°, из-за чего он входил в атмосферу незащищенной от огненной плазмы стороной. Система управления спуском «понимала» это и разворачивала корабль в нужном направлении, но неотделившийся отсек разворачивал СА обратно. Вот так я и кувыркался до тех пор, пока не кончились запасы рабочего тела в двигателях СА. Когда топливо кончилось, я отчетливо услышал щелчки работающих клапанов…".
Спуск продолжался. Спускаемый аппарат раскалялся. В кабине появился едкий дым. Как потом выяснилось, горела уплотнительная резиновая прокладка люка. "С минуты на минуту могла произойти разгерметизация, а летал-то я без скафандра"! - вспоминает Волынов.
Перед лицом, казалось, неминуемой гибели Борис Валентинович занимался спасением материалов полета. "Я вырвал из бортжурнала страницы, которые касались стыковки, положил их в середину и крепко перевязал, - рассказывал Волынов. - Если при аварийной посадке в кабине возникнет пожар, то бортжурнал обгорит снаружи, а листки в середине, может быть, сохранятся... Потом я начал вести репортаж. Эта информация была крайне важна для конструкторов и для тех, кто должен был полететь после меня. Впоследствии все удивлялись, что в репортаже не было ни одного бранного слова – без чего обычно не обходилось в критических ситуациях".
На высоте 80–90 км произошел взрыв, который отбросил спускаемый аппарат от приборно-агрегатного отсека. Спускаемый аппарат начал кувыркаться. На высоте 10 км сработала парашютная система. При выходе основного купола стропы парашюта начали закручиваться в жгут. К счастью, парашют не «сложился».
Приземление было чрезвычайно жестким. "Удар пришелся на плечи и затылок и оказался такой силы, что у меня оказался перелом корней зубов верхней челюсти, но жив остался. Спас ложемент».
Так как посадка произошла в незапланированном районе, Волынову пришлось самому открыть люк, поскольку дышать из-за задымления было нечем. Посыпалась зола сгоревшей резины уплотнителя люка, на крышке которого образовалась шапка из вспенившейся жаропрочной стали...
ТАСС сообщило о «мягкой посадке», но реальная информация просочилась и ходила шутка: «Пошатались – пошатались по космосу, поволынили – поволынили, ни хруна не сделали и еле-еле сели» – по фамилиям участников полета – Шаталова, Волынова, Хрунова и Елисеева.
Врачи, по воспоминаниям Волынова, вынесли приговор: «Несмотря на то что ты остался жив, такой психологический барьер еще ни один человек не переступал. Поэтому ты не будешь летать не только на военных, но и на рейсовых самолетах».
Волынова назначили командиром отряда кандидатов в космонавты. Но Борис Валентинович боролся, чтобы выйти из стрессового состояния. Через год он получил ограниченный, а потом и полный допуск к космическим полетам.
Последовали несколько подготовок в экипаже с Виталием Жолобовым к полетам на военные орбитальные станции по программе «Алмаз». Но первую станцию потеряли из-за разгерметизации и на нее никто слетать не успел. Через год на второй «Алмаз» ("Солют-3") полетел Павел Попович, а Волынов был его дублером. По сложившейся традиции в следующий полет на «Салют-3» должен был полететь экипаж Волынова, но его экипаж назначили вторым. От очередного дублирования Волынов отказался.
Спасение станции - дело рук ее экипажа
Второй полет состоялся летом 1976 года на космическом корабле «Союз-21» и орбитальной станции «Салют-5» ("Алмаз-3"). На этот раз также не обошлось без запредельного риска. Волынов рассказал: «Когда мы находились в тени Земли, неожиданно взвыла сирена, погас свет – и мы оказались в кромешной темноте. Выключилось все, вплоть до регенерационной установки. А это значит, что кислород не вырабатывается и можно рассчитывать только на тот, что находится в объеме станции».
Космонавты через зашифрованную связь на корабле передали на Землю, что на станции авария. Но корабль и станция находились в зоне радиомолчания и ответа с Земли не было. Волынов вспоминал: "Когда вошли в зону радиовидимости, с Земли нас приветствуют: «Добрый день…». Стало ясно: на Земле не поняли, что что-то случилось. Опять передаю шифровку – но они как воды в рот набрали, а зона всего 4 минуты… В конце концов работоспособность станции мы восстановили».
Стресс даром не прошел. У Виталия Жолобова начались проблемы со сном и головные боли, которые не снимали никакие лекарства. Он прекратил занятия на бегущей дорожке и плавал по станции в расслабленном состоянии. Волынов пытался выполнять программу полета за двоих, одновременно пытаясь помочь Виталию средствами из бортовой аптечки. Но они не помогали. Тогда Волынов заставил Жолобова доложить на Землю о своем состоянии. После этого для Виталия провели несколько медицинских телеметрических сеансов. В результате Госкомиссия приняла решение о досрочной посадке.
Борис Волынов вспоминает: «Я помог Виталию надеть скафандр, все проверил, потом оделся сам. Мы заняли штатное положение в корабле и по программе выдали команду на расстыковку объектов. Двигатели корабля на отвод включились, но расстыковки не произошло. Доложили на Землю…».
Только через полтора часа в Центре управления полетом нашли выход из очередной нештатной ситуации, и дали команду с Земли на раскрытие замков стыковочного узла станции. И расстыковка все же произошла. Посадка состоялась 24 августа 1976 года, ночью.
После второго, не менее драматичного полета Борис Волынов служил сначала заместителем, а с 1983 года еще семь лет командиром отряда космонавтов ЦПК ВВС. В возрасте 56 лет после 30 лет службы в отряде космонавтов Борис Волынов ушел по возрасту в запас.
Редакция ProКосмос поздравляет Бориса Валентиновича с юбилеем и желает ему здоровья и долгих активных лет.