Как и чем лечатся в космосе: 75 лет врачу-космонавту Олегу Атькову

- Олег, Юрьевич, вы не входили ни в один отряд советских космонавтов, тем не менее попали сразу в первый летный экипаж. Как вам это удалось?

- Дело в том, что я занимался обследованием космонавтов, совершивших длительные космические полеты, начиная с 1975 года, с использованием уникальных ультразвуковых аппаратов. В 1976 году мне предложили самому пройти отбор в отряд космонавтов и я прошел медицинскую комиссию. Но для того, чтобы стать профессиональным космонавтом, надо было прервать учебу в кардиологической аспирантуре, перейти в Институт медико-биологических проблем (ИМБП) и встать в конец очереди на полет. Я решил продолжить работу в Кардиоцентре.

Через несколько лет к нам в Кардиоцентр поступил 56-летний космонавт Константин Феоктистов, который собирался на «Салюте-7» выполнить продолжительный полет. Мы его обследовали и дали «добро» на полет. Валентин Глушко (генконструктор НПО «Энергия» - ред.) поддержал идею Феоктистова, а для его обследования в длительном полете через директора Кардиоцентра Евгения Чазова пригласил меня на собеседование, после которого я оказался на подготовке в НПО «Энергия».

В начале 1982 году у Феоктистова внезапно открылось кровотечение. Ему сделали полостную операцию, в результате отстранили от космического полета. Я думал, что меня тоже «высадят», ведь мой объект исследований не полетит. Но Глушко был заинтересован в длительном полете врача. Так я попал в ЦПК на подготовку и одновременно стал готовить научную программу исследования космонавта в длительном полете. Это была программа, сформированная на две трети Кардиоцентром и на одну треть ИМБП.

- А пришлось вам в этом рекордном полете использовать навыки врача?

- В каждом полете бывают нештатные ситуации. Технические проблемы я не беру. Но пришлось лечить подногтевой панариций у одного из членов моего экипажа. Я был готов к операции по его вскрытию, но обошлось. Мази Вишневского на борту не оказалось. Я сделал раствор соли, которую пришлось разбивать молотком, и удалось за ночь вытянуть гной.

Меня самого невесомость «подловила». У меня сломался циркадный ритм. Из 24-часовых суток у меня сформировались сутки 36-часовые. Причем ритм был нестабильный, плавающий. Я мог сутки не спать. И это нарушало мой рабочий график и режим физических тренировок. Я съел все снотворное, которое было, но это не помогло. А вот у моих коллег этого не произошло. Мне кажется, всех проще  было Леониду Кизиму. Он «по философски» ко всему относился, тем более у него был уже второй полет. И полет не был для него стрессом. А у меня сон сбился. Я работал в любое время, даже когда они спали. Этот рваный ритм мне так и не удалось преодолеть.

Еще один случай со мной произошел. Рядом с моим рабочим местом находился рассекатель холодильно-сушильного агрегата, откуда дул холодный воздух. И месяца через полтора я почувствовал, что «приплыл». Застудил правый тазобедренный сустав. Появились дикие боли – миозит. И все это отразилось на седалищном нерве. Пришлось лечить себя самому. При этом я совсем не мог заниматься физкультурой. Доходило до того, что ребята меня в прямом смысле раздевали и одевали: верхняя половина тела работала, голова, руки, а нижняя совсем не работала. На Земле по данным концентрации углекислого газа поняли, что со мной что-то не то. Вскоре прилетел "грузовик". С ним мне прислали различные обезболивающие, противовоспалительные лекарства и мази, пояс фирмы «Варитэкс». Воспаление удалось снять, но целый месяц физических тренировок я пропустил. Пришлось наверстывать. В результате всего этого я потерял 9 кг.

- К вам прилетали две экспедиции посещения. Сначала – первый индийский космонавт Ракеш Шарма. Потом – Светлана Савицкая – первая в мире женщина, вышедшая в открытый космос и Игорь Волк – летчик-испытатель, готовившийся к космическому полету на «Буране». Были с ними какие-то нештатные ситуации?

- Мы, как правило, отдавали свои спальные места, которые были на потолке, на 8-10 дней гостям, а сами размещались где придется («Салют-7» - одномодульная орбитальная станция и все шесть членов основного экипажа и экипажа посещения спали в одном гермообъеме - ред.). Во время первой экспедиции посещения, будучи сам нездоров, но не подавая виду, мне пришлось лечить Ракеша. Он во время двухсуточного полета к «Салюту-7» практически не спал и все смотрел на родную Индию. Под вентиляторами его продуло и он прибыл к нам на станцию довольно простывший. А я до полета изучал акупрессуру , а на станции был вьетнамский бальзам «Звездочка». И мне удалось остановить заболевание. По всем точкам акупрессуры (лобной, носогубной, подбородочной, ушной) проходил и за два дня его вылечил. Потом смеялись: советские врач и орбитальная станция, тибетско-китайская медицина и вьетнамский бальзам – такое интернациональное сочетание средств и опыта разных народов.

Ракеш привез с собой свой индийский вектор-кардиограф, который так и не заработал, зато хорошо нагревался. Шутили, что его можно использовать, как печку: и руки греть и даже кое-что из еды.

Во второй экспедиции посещения Володя Джанибеков привез нам Светлану Савицкую и Игоря Волка. С Игорем мы были знакомы. Я с его группой проходил тренировки по выживанию. Летчики-испытатели меня приняли, как своего. Так вот, он привез очень интересный прибор для определения импеданса в биологически активных точках для исследования механизмов сбалансированности функциональных систем организма. К разработке этого прибора имел непосредственное отношение Василий Парин-младший, доктор наук. Мы поработали с этим прибором измеряя кожно-гальваническое сопротивление между точками, потом Парин опубликовал результаты. Это была первая в мире космическая рефлексо-диагностика. 

Джанибеков – очень работящий человек. Он во время полета очень мало спал. Как-то «ночью», когда все отдыхали, я работал в переходном отсеке. Вдруг прилетает Джан. Я спрашиваю: «Ты чего не спишь?». Он отвечает: «Знаешь, никак налетаться не могу. Чувствую, что это мой последний полет».  Он все время хотел на годовой полет, но все не складывалось. (через год Владимир Джанибеков вместе с Виктором Савиных спас замерзший «Салют-7» и выполнил 112 суточный полет - ред.).

- Вы совершили один, правда, рекордный по продолжительности, космический полет. Вы как-то потом использовали информацию, которую получили в нем?

- Прежде всего это портативный эхокардиограф «Аргумент-МТ». Он был впервые опробован Анатолием Березовым и Виталием Лебедевым во время их экспедиции на «Салют-7». Я им из Центра управления полетом дистанционно помогал устанавливать на теле датчик под нужным углом наклона. Это был первый в мире сеанс телерадиологии. Тогда мы впервые получили из космоса ультразвуковое изображение сердца. Это был май 1982 года.

В нашем полете я использовал «Аргумент-МТ» и советско-французский прибор, наработал такие массивы данных, которые позволили не только подтвердить догадки советских корифеев космической физиологии о перераспределении крови в условиях микрогравитации, но даже обнаружить кровоток в верхушках легких. Эти данные вошли в мою докторскую диссертацию. Она до полета была готова наполовину. Когда я вернулся, мне Чазов ручку «Паркер» подарил, редкость по тем временам, чтобы я через год вышел на защиту. И это удалось. Еще по этим данным я сделал публикацию, а в 1989 году издал книгу «Гипокинезия, невесомость. Клинические и физиологические аспекты» в Советском Союзе (издательство «Наука») и в США. Эту книгу  в ИМБП стали изучать только сейчас. Коллеги за океаном наши работы отслеживали всегда, продолжают этим заниматься и сейчас. Лет пять назад на каком-то громадном международном конгрессе выступал американский ученый в области космической медицины. Он признал, что советские ученые были первыми в ультразвуковых исследованиях в космосе. Показал мою фотографию и научное досье всему научному сообществу.

- Не пытались полететь в космос еще раз?

- Я еще дважды просился в полет. Первый – в экипаж Джанибекова для стыковки с обесточенным «Салютом-7». Я мотивировал тем, что почти восемь месяцев отработал на этой станции, хорошо ее знаю и могу быть полезен. Более того, на мертвой станции космонавтам может понадобиться помощь врача.  Но на третьем месте в «Союзе Т-13» полетело вместо меня оборудование для ремонта. Второй раз я просился в первый экипаж «Мира», когда мои коллеги по полету Кизим и Соловьев с «Мира» перелетели на «Салют-7», потом забрав оттуда скафандр «Орлан» и научные приборы, вернулись на «Мир». Опять же меня заменили оборудованием. А после защиты мной докторской диссертации Валентин Глушко сам предложил новый полет на «Мир». Но работа планировалась на те же 8 месяцев и со старым  оборудованием, и я отказался: «Валентин Петрович, не сочтите за  дерзость, но я хотел бы предложить в этот полет своего дублера Валерия Полякова. Он ждет этой работы уже много лет…». Глушко ответил: «Я предложение делаю только один раз». Потом Глушко умер, Союз развалился, наука «съехала», и я больше не пытался. 

P.S. Редакция Pro Космос поздравляет Олега Юрьевича Атькова с юбилеем, желает здоровья и творческих успехов.